Ровно год назад, 27 декабря 2019 года, казахстанские соцсети и СМИ облетела страшная новость — разбился самолёт авиакомпании Bek Air. Десятки пострадавших и погибших казахстанцев, шокирующие фото и видео с места крушения самолёта — все были прикованы к новостям, обновлявшимся каждые пять минут. И для тех, кто выжил в этой катастрофе, этот год был вдвойне тяжелым. Одна из пассажирок этого рейса рассказала редакции ИА «NewTimes.kz», как училась жить с этой травмой, почему боялась засыпать целый месяц и что её насмешило в пандемию.
Эту пассажирку рейса 2100 Алматы — Нур-Султан мы нашли в соцсетях и предложили ей рассказать свою историю, если она готова её вспоминать. Женщина согласилась при условии, что не будет называть своего имени. «Я не хочу потом «гуглить» своё имя или Bek Air и вновь и вновь сталкиваться с этим травмирующим опытом», — объяснила она. Мы, конечно же, согласились, потому что её история важнее имен и подойдет она многим людям, пережившим ужас авиакатастрофы.
«Я летела в столицу по личным и рабочим делам. Летать я никогда не боялась, даже шутки коллег про старые самолёты Bek Air меня не смущали никогда. Всегда думала: если всего бояться, можно вообще из дома не выходить.
В тот день я плохо выспалась, мне так лень было вообще что-то делать и куда-то ехать. Конец года, завал на работе, я была такая уставшая. Но знала, что приеду в Астану, встречусь с близкими людьми, смогу развеяться — я мороз люблю, чтоб щипал за щеки, как в столице. Ну и полетела.
Как только уселась на своё место, немного задремала. Знаете, есть куча времени, пока все ходят по салону, распихивают сумки, бортпроводники проверяют, все ли пристегнулись. Потом рядом со мной начала усаживаться женщина, и сон как рукой сняло. Мы с ней немного поговорили, но почему-то я весь год не могу вспомнить, что она мне рассказывала. Кажется, она летела домой, к своему жениху. А может, мой мозг придумал это. Я не помню, но знаю, что она погибла.
Ко мне уже обращались журналисты и просили рассказать, каково это — видеть, что ты сейчас, возможно, умрешь. У меня, наверное, сработала какая-то внутренняя психологическая защита, но я не помню этот момент вообще. Может, сотрясение мозга сказалось. Я помню, как кто-то начал кричать, плакали дети, женщина сзади меня молилась, а мужчина передо мной наговаривал голосовое сообщение своей жене. О том, как он её любит, как любит детей, а больше всего хочет, чтобы она простила его. И я все думала: «Интересно, что же он сделал, что перед смертью извиняется больше, чем говорит о любви?»
А после этого удар — и наступила ночь. Уже спустя полгода один психолог сказал мне, что это даже к лучшему, что я не видела деталей нашего крушения. Не знаю, так ли это, но в этой поглощающей темноте тоже ничего хорошего. Я потом месяц спать не могла, потому что, когда засыпаешь, надо закрывать глаза, и снова наступает темнота.
Когда я очнулась, первое, что увидела, — лужу крови. Такую, что я могла искупаться в ней. Хотя иногда я думаю: а вдруг и это мне привиделось? Мою ногу прищемило чем-то, то ли чемоданом, то ли креслом, не помню, но вытащил меня другой пассажир. Догадалась, потому что мужчина сам был в порезах и крови.
Потом были спасатели, полиция, врачи, психологи. Помню, когда оказалась на улице, у меня случилась истерика, я смеялась взахлеб. Мы же в степи какой-то упали, и я подумала: «О, степь, будто всё-таки долетели до Астаны» и начала громко смеяться.
На психику мою это все очень сильно подействовало. Я всегда была человеком веселым, лёгким, позитивным. Сейчас я нервная, пугливая, могу расплакаться, забываю разные вещи. Это был тяжелый год. Я даже не знаю, что должно произойти, чтобы я отпустила эту ситуацию. Я всё время вспоминаю эту женщину, которая летела рядом со мной. Мы сидели в паре сантиметров, и она умерла, а я осталась. Как это объяснить себе? Почему осталась я? Для чего? Что я должна сделать?
Тягомотина с выплатами, куча диагнозов, сломанная психика, бессонница и кошмары, аэрофобия — много чего плохого принесла в мою жизнь авиакатастрофа. Но выяснилось и хорошее: люди в большинстве своём очень добрые. Я никогда не думала, что моя жизнь небезразлична такому количеству людей.
Я хожу к психиатру. Мы выяснили, что у меня сильное посттравматическое расстройство, которое и повлекло за собой панические атаки, бессонницу и тревожное расстройство. Сейчас я регулярно с ней встречаюсь, пью медикаменты, хожу на арт-терапию. Мне наконец становится немного легче. В последний раз мы пришли к тому, что мне очень хочется заняться чем-то, что принесёт пользу другим. Для чего-то же я выжила. И вот я планирую сразу после Нового года встроить в свою жизнь волонтёрство, а когда совсем приду в себя и отойду от травмы, возможно, отучусь на психолога. Если все ещё буду чувствовать в этом потребность.
Весной вспомнила, как на Новый год, через четыре дня после этого ада, загадала, чтобы больше никаких самолётов не было и никто в них не погибал. А когда случилась пандемия и авиасообщение совсем закрыли, я много смеялась. Кто же знал, что моё желание вот так реализуется? В этот раз я по-другому сформулирую своё желание и надеюсь, что оно сбудется как надо».
